«Достоевский сушит дёсны»
Очень часто работая с изображениями Федора Михайловича не встречал его смеющегося. На всех изображениях это мрачный серьёзный или скрюченный человек, больше напоминающий свои произведения нежели себя самого. Я умышлено ухожу от хрестоматийного образа писателя и обращаюсь к его изображениям более раннего периода. И отталкиваясь от них создаю свой новый ни на, что до этого не похожий образ смеющегося Достоевского. И как дань историческому факту прибывания писателя в ссылке, даю работе жаргонное название «Достоевский сушит дёсны».
«Достоевский сушит дёсны»
2018, холст/масло, 120×90
И он смеялся. Фёдор Михайлович Достоевский
Имея таких друзей, и врагов не надо?
Увидел однажды на выставке портрет великого русского классика Достоевского. Посмотрел, кто автор? Художник Алексей Мозговой. И название такое интересное «Достоевский сушит дёсны». Удивился. Заинтересовался. Почему так?
Покопался в словарях, разыскал значение этого выражения и всё стало понятно. Федор Михайлович смеётся, громко, сочно, вызывающе. Над кем же он так? А что, вы и не знаете? Над ещё вчерашними друзьями-литераторами, которых он всех без исключения ценил, уважал. Прислушивался к сказанному ими, внимал искренне и трепетно. А они…
А всё началось сразу после написания им самого первого романа «Бедные люди», который он представил читателям в эпистолярном жанре. Пятьдесят четыре письма, которыми обменялись Макар Девушкин и Варвара Доброселова стали центром притяжения всех, кто к ним прикоснулся уже на самом первом этапе знакомства с творением молодого литератора.
Стоит лишь вспомнить, как тогда ему было лишь двадцать с небольшим лет, Д.В. Григорович сказал Фёдору Михайловичу, чтобы тот принёс рукопись «Бедных людей» Некрасову. Он и отнес, видел того лишь минутку. Они пожали друг другу руки и Достоевский даже сконфузился чуть-чуть. Вручил и сразу же ушёл. А Белинский, который был вместе с Некрасовым в «Отечественных записках», тогда ему казался грозным и страшным, который вдруг возьмёт и осмеёт его творение.
И что случилось потом? Некрасов с Григоровичем явились к Достоевскому в четыре утра, обнимали его в восторге и оба чуть не плакали. А Некрасов, когда они ранее читали «Бедных», даже стукнул ладонью по рукописи: «Ах, чтоб его!». И решили идти. «Что ж такое, что спит, мы разбудим его, это выше сна!.
Ошеломленный таким Достоевский, не знал, что и сказать. Уже после он узнает, что Некрасов, войдя к Белинскому с рукописью, чуть ли не с порога прокричал «Новый Гоголь явился!». На что тот, впрочем, заметил ему строго: «У вас Гоголи-то как грибы растут», но рукопись взял. И уже вечером, увидев Некрасова, тут же сказал, чтобы тот непременно привел молодого литератора к нему. И разговаривая непосредственно с Достоевским Виссарион с пламенно горящими глазами произнес вот это: «Да вы понимаете ль сами –то, что вы такое написали». И еще вот это: «Не может быть, чтобы вы в ваши двадцать лет уж это понимали».
Да, было от чего, может, и возгордиться Фёдору Михайловичу в тот самый миг, да и после, когда «Бедные люди» вышли и их стали все читать. Хотя, нашлись и такие критики, которые в разных изданиях начали ожесточенно ругать Достоевского. И сам он поначалу принимал такое примирительно и даже писал брату: «Ругают, ругают, но всё - таки читают… В публике нашей есть инстинкт, как во всякой толпе, но нет образованности…». И еще: «Роман находят растянутым, а нём слова лишнего нет».
А уж Ф. В. Булгарин завернул: «По городу разнесли вести о новом гении, г. Достоевском и стали превозносить до небес роман «Бедные люди». Мы прочли этот роман и сказали: бедные Русские читатели!».
И чуть позднее, когда новоиспеченный писатель стал творить далее и подумывал, как бы собрать всех воедино новых друзей, перед которыми он вовсе не хотел играть роль «нового Гоголя», а просто с ними общаться, и тем самым как бы выздоравливать, потому как были у него уже тогда болезненные припадки, те, так называемые добрые товарищи, вдруг воспрянули и начали измываться над ним, перемывать ему косточки.
Покопался в словарях, разыскал значение этого выражения и всё стало понятно. Федор Михайлович смеётся, громко, сочно, вызывающе. Над кем же он так? А что, вы и не знаете? Над ещё вчерашними друзьями-литераторами, которых он всех без исключения ценил, уважал. Прислушивался к сказанному ими, внимал искренне и трепетно. А они…
А всё началось сразу после написания им самого первого романа «Бедные люди», который он представил читателям в эпистолярном жанре. Пятьдесят четыре письма, которыми обменялись Макар Девушкин и Варвара Доброселова стали центром притяжения всех, кто к ним прикоснулся уже на самом первом этапе знакомства с творением молодого литератора.
Стоит лишь вспомнить, как тогда ему было лишь двадцать с небольшим лет, Д.В. Григорович сказал Фёдору Михайловичу, чтобы тот принёс рукопись «Бедных людей» Некрасову. Он и отнес, видел того лишь минутку. Они пожали друг другу руки и Достоевский даже сконфузился чуть-чуть. Вручил и сразу же ушёл. А Белинский, который был вместе с Некрасовым в «Отечественных записках», тогда ему казался грозным и страшным, который вдруг возьмёт и осмеёт его творение.
И что случилось потом? Некрасов с Григоровичем явились к Достоевскому в четыре утра, обнимали его в восторге и оба чуть не плакали. А Некрасов, когда они ранее читали «Бедных», даже стукнул ладонью по рукописи: «Ах, чтоб его!». И решили идти. «Что ж такое, что спит, мы разбудим его, это выше сна!.
Ошеломленный таким Достоевский, не знал, что и сказать. Уже после он узнает, что Некрасов, войдя к Белинскому с рукописью, чуть ли не с порога прокричал «Новый Гоголь явился!». На что тот, впрочем, заметил ему строго: «У вас Гоголи-то как грибы растут», но рукопись взял. И уже вечером, увидев Некрасова, тут же сказал, чтобы тот непременно привел молодого литератора к нему. И разговаривая непосредственно с Достоевским Виссарион с пламенно горящими глазами произнес вот это: «Да вы понимаете ль сами –то, что вы такое написали». И еще вот это: «Не может быть, чтобы вы в ваши двадцать лет уж это понимали».
Да, было от чего, может, и возгордиться Фёдору Михайловичу в тот самый миг, да и после, когда «Бедные люди» вышли и их стали все читать. Хотя, нашлись и такие критики, которые в разных изданиях начали ожесточенно ругать Достоевского. И сам он поначалу принимал такое примирительно и даже писал брату: «Ругают, ругают, но всё - таки читают… В публике нашей есть инстинкт, как во всякой толпе, но нет образованности…». И еще: «Роман находят растянутым, а нём слова лишнего нет».
А уж Ф. В. Булгарин завернул: «По городу разнесли вести о новом гении, г. Достоевском и стали превозносить до небес роман «Бедные люди». Мы прочли этот роман и сказали: бедные Русские читатели!».
И чуть позднее, когда новоиспеченный писатель стал творить далее и подумывал, как бы собрать всех воедино новых друзей, перед которыми он вовсе не хотел играть роль «нового Гоголя», а просто с ними общаться, и тем самым как бы выздоравливать, потому как были у него уже тогда болезненные припадки, те, так называемые добрые товарищи, вдруг воспрянули и начали измываться над ним, перемывать ему косточки.
И первым начал Тургенев. Уж он –то каждый раз доводил во время встречи Достоевского до высшей степени раздражения. Другие, нет, они ведь такому совсем не препятствовали. А ещё пустили по Петербургу едкую эпиграмму, в которой одни лишь непристойности и про его падучую тоже. И чуть что, давай смеяться, да и потешаться над Фёдором Михайловичем. Но, не такой он был, чтобы замкнуться, страдать. Лучше будет уйти, порвать с такими друзьями и отойти, заняться просто творчеством, и не оглядываться, не замечать такие недружелюбные смешки. Потому как и других уже было великое множество.
Вот тогда Достоевский и восстал. И ушел к петрашевцам. А может даже и расхохотался громко и зычно кому-то прямо в лицо. И таким его запечатлел художник Алексей Мозговой. Почти бунтарским…
А потом , что было далее вы и сами знаете. Арест, публичная казнь, вернее её имитация, но всё это надо было прожить, пережить, потому как его императорское величество даровало всем выстроенным на Семёновскому плацу приговоренным по делу Петрашевского 22 декабря 1849 года жизнь. В самый последний миг. И Достоевский был приговорен к четырехлетним работам и потом уже –в рядовые.
А далее будут Тобольск, Омск, Семипалатинск, венчание его с Марией Дмитриевной Исаевой и уже лишь в 1858 году он приступает к написанию повести «Село Степанчиково и его обитатели» для «Русского вестника», а для «Русского слова» Достоевский пишет «Дядюшкин сон».
И Россия каждый раз лишь вздрагивала от появления новых и новых творений маститого и мощного литератора. Они, словно тяжелые снаряды, вспарывали русскую действительность, опрокидывая всех и вся напрочь. Его романы –трагедии посвящены судьбе богооставленного человечества. Там, на каторге, он, читая четыре года, одно лишь Евангелие, встретился с самим Христом, всё понял, осознал и уже потом стал знакомиться с русским народом.
А летом 1880 года прозвучала его знаменитая Пушкинская речь. Которая почти примирила всю русскую интеллигенцию. Я её совсем не собираюсь всю досконально воспроизводить, найдите, перечитайте, вкусите, она просто уникальна. И говорить её Федор Михайлович с самых первых фраз начал сразу густо. Плотно. Нет, нет, лучше всё же её отыскать и впитать. Каждое слово. Самое время сейчас.
Замечу лишь, что говоря о красоте русской женщины, Достоевский упомянул, что после Пушкина «положительный тип русской женщины почти уже не повторялся в нашей художественной литературе – кроме разве образа Лизы в «Дворянском гнезде» Тургенева».
А ещё невозможно не вспомнить вот эти его мощные слова: «Неужели…не дадут и не позволят русскому организму развиться национально, своей органической силой, а непременно обезличенно, лакейски подражая Европе».
И что там началось, едва он сказал последние слова. Как вспоминал сам Фёдор Михайлович в своём письме жене: «Тургенев, про которого я ввернул доброе слово в моей речи, бросился меня обнимать со слезами. Анненков подбежал жать мою руку и целовать меня в плечо. «Вы гений, вы более чем гений!» - говорили они мне оба…».
Так что ещё можно к такому сказать. Лишь то, что Достоевский и в молодости был уже гениальным, явив миру своих неповторимых «Бедных людей». Прав во всём оказался и художник Алексей Мозговой, изобразив такого необычного Фёдора Михайловича, смеющегося дерзко и могуче. Не устаю этим портретом русского гениального писателя восхищаться. Красота! Потому как иначе никак ведь и не скажешь…
Валентин Малютин, журналист