Николай Васильвич Гоголь
"Гоголь. Тёмные воды Днепра"
2023, холст/масло, 70х70
Николай Васильевич Гоголь оставил нам множество литературных сокровищ, безжалостно всю жизнь сжигая другие свои творения. Классик…
Этой работе московского художника Алексея Мозгового совсем немного времени. Можно сказать, что ещё и краски не успели просохнуть. На ней запечатлен русский литератор Николай Васильевич Гоголь, с ужасом взирающий сквозь воду в безмолвном молчании от только что содеянного им. Маленьким Никошей, когда он проживал в уютном хуторе Васильевка.
Александра Осиповна Смирнова, друг и собеседник Пушкина, Жуковского, Гоголя, в своих мемуарах повествовала об этом довольно-таки печальном случае из детства Николая Васильевича так.
«Маленькому Коле было лет пять. Родители ушли, оставив его дома с одной старенькой няней, которая тоже вскоре куда-то отлучилась. Спускались сумерки.
"Я прижался к уголку дивана и среди полной тишины прислушивался к стуку длинного маятника старинных стенных часов." - рассказывает Гоголь. - "В ушах шумело, что-то надвигалось и уходило куда-то. Верите ли, – мне тогда уже казалось, что стук маятника был стуком времени, уходящего в вечность. Вдруг слабое мяуканье кошки нарушило тяготивший меня покой. Я видел, как она, мяукая, осторожно кралась ко мне. Я никогда не забуду, как она шла, потягиваясь, а мягкие лапы слабо постукивали о половицы когтями, зеленые глаза искрились недобрым светом. Мне стало жутко. Я вскарабкался на диван и прижался к стене. «Киса, киса», – пробормотал я и, желая ободрить себя, соскочил и, схвативши кошку, легко отдавшуюся мне в руки, побежал в сад, где бросил ее в пруд и несколько раз, когда она старалась выплыть и выйти на берег, отталкивал её шестом.
Мне было страшно, я дрожал, а в то же время чувствовал какое-то удовлетворение, может быть, месть за то, что она меня испугала. Но когда она утонула и последние круги на воде разбежались, водворились полный покой и тишина, – мне вдруг стало ужасно жалко «кисы». Я почувствовал угрызения совести. Мне казалось, что я утопил человека. Я страшно плакал и успокоился только тогда, когда отец, которому я признался в поступке своем, меня высек."
Ужас от содеянного Гоголь пронесёт через всю свою жизнь, возвращаясь к этому вновь и вновь.
Стоит лишь прикоснуться к прожитому им. Давайте пройдёмся и мы по этому пути.
Переворот в его душе начался после смерти горячо им любимого тятеньки. Его воля, доселе дремавшая, неожиданно оживает. И нет уже беспечного мальчишки, у которого карманы его одежды то и дело набиты медовыми пряниками, жадно поглощаемыми им на последней парте во время учёбы в гимназии. Или же, когда он подальше удалялся от сверстников в гимназический сад со своими картонами и пастельными карандашами. И там неистово рисовал картины, общаясь разве что с садовником Ермилом. К самой учёбе он прикасался лишь насколько хватало ему сил.
Пройдя позднее через гимназический театр, Гоголь постепенно с каждой новой ролью начинает самоутверждаться. А со смертью отца Николай совсем уже другой – волевой, организованный, готовый к будущим жизненным испытаниям, какими бы они не были невыносимыми.
Да, во многом, если не во всём Николай Гоголь сделал себя сам. И это же он, закончив гимназию, привёз в Петербург рукопись поэтического «Ганса Кюхельгартена» и издал его под псевдонимом Алов на свои деньги. Но литературные критики плохо восприняли его поэму. Тогда Гоголь скупил во всех книжных лавках непроданные экземпляры и сжег их, в чём ему помогал его слуга. Наверняка за бушующим пламенем, объявшим его творение, Гоголь наблюдал таким же взглядом, явившимся нам на картине художника Алексея Мозгового.
Свои произведения Гоголь предавал огню далеко не один раз. Так свою драму «Бритый ус» он уничтожает на костре без всякого на то сожаления.
Однажды Василий Андреевич Жуковский, которому Гоголь читал свою очередную прозаическую трагедию, что-то заскучал и заснул. Николай Васильевич закончил чтение и спросил Жуковского, что он думает о его новом произведении. Тот сослался, что мало что слышал, потому как спал. На что Гоголь выпалил, что «…а коли спать захотелось, то можно и сжечь». И тут же бросил рукопись в камин. На что Жуковский лишь обронил: «И хорошо, брат, что сделал это». Возможно, это был не совсем удачный совет Василия Андреевича.
Отправлена в огонь была Гоголем и комедия «Владимир третьей степени». И наблюдал он за догорающей рукописью всё тем же взором.
Рукопись второго тома «Мертвых душ», в которой наиболее полно был выражен авторский замысел, также была сожжена Николаем Васильевичем в ночь с 11 на 12 февраля 1852 года в доме на Никитском бульваре. Писатель сделал это добровольно и сознательно.
У этого события был один свидетель — слуга Семен. Когда он увидел, как Гоголь бросает в огонь свои рукописи, он пришел в ужас. На вопрос «Что вы делаете?!» писатель ответил: «Не твое дело» — и продолжил расправу. А завершив дело, горько вздохнул и заплакал.
Почему Гоголь так поступил — сложный вопрос. Первую же рукопись второго тома «Мертвых душ» он сжег еще в 1845 году будучи за границей в состоянии мучительных душевных переживаний.
Однако позже сожженную рукопись удалось обнаружить среди книг Гоголя. О том, что именно сгорело в пламени, до сих пор спорят историки и литературоведы. Да, что-то там в ту ночь пылало, но какие же это были рукописи? Ответ знает лишь пепел…
И потому, чтобы понять и по достоинству оценить глубину гоголевского взора на картине Алексея Мозгового, конечно же необходимо ещё раз прикоснуться к его жизненному пути. Пройти его вновь и понять все множественные перепетии. Он - то и прожил так мало –всего лишь 42 года. На его могильном памятнике значится надпись из пророка Иеремии «Горьким словом моим посмеюся». Как эпиграф ко всей такой во многом загадочной и необычной жизни Гоголя. С его нынешним взглядом, в кошмарном ужасе взирающем с небес на всё происходящее сейчас на его родной украинской земле…
Валентин Малютин, журналист
Александра Осиповна Смирнова, друг и собеседник Пушкина, Жуковского, Гоголя, в своих мемуарах повествовала об этом довольно-таки печальном случае из детства Николая Васильевича так.
«Маленькому Коле было лет пять. Родители ушли, оставив его дома с одной старенькой няней, которая тоже вскоре куда-то отлучилась. Спускались сумерки.
"Я прижался к уголку дивана и среди полной тишины прислушивался к стуку длинного маятника старинных стенных часов." - рассказывает Гоголь. - "В ушах шумело, что-то надвигалось и уходило куда-то. Верите ли, – мне тогда уже казалось, что стук маятника был стуком времени, уходящего в вечность. Вдруг слабое мяуканье кошки нарушило тяготивший меня покой. Я видел, как она, мяукая, осторожно кралась ко мне. Я никогда не забуду, как она шла, потягиваясь, а мягкие лапы слабо постукивали о половицы когтями, зеленые глаза искрились недобрым светом. Мне стало жутко. Я вскарабкался на диван и прижался к стене. «Киса, киса», – пробормотал я и, желая ободрить себя, соскочил и, схвативши кошку, легко отдавшуюся мне в руки, побежал в сад, где бросил ее в пруд и несколько раз, когда она старалась выплыть и выйти на берег, отталкивал её шестом.
Мне было страшно, я дрожал, а в то же время чувствовал какое-то удовлетворение, может быть, месть за то, что она меня испугала. Но когда она утонула и последние круги на воде разбежались, водворились полный покой и тишина, – мне вдруг стало ужасно жалко «кисы». Я почувствовал угрызения совести. Мне казалось, что я утопил человека. Я страшно плакал и успокоился только тогда, когда отец, которому я признался в поступке своем, меня высек."
Ужас от содеянного Гоголь пронесёт через всю свою жизнь, возвращаясь к этому вновь и вновь.
Стоит лишь прикоснуться к прожитому им. Давайте пройдёмся и мы по этому пути.
Переворот в его душе начался после смерти горячо им любимого тятеньки. Его воля, доселе дремавшая, неожиданно оживает. И нет уже беспечного мальчишки, у которого карманы его одежды то и дело набиты медовыми пряниками, жадно поглощаемыми им на последней парте во время учёбы в гимназии. Или же, когда он подальше удалялся от сверстников в гимназический сад со своими картонами и пастельными карандашами. И там неистово рисовал картины, общаясь разве что с садовником Ермилом. К самой учёбе он прикасался лишь насколько хватало ему сил.
Пройдя позднее через гимназический театр, Гоголь постепенно с каждой новой ролью начинает самоутверждаться. А со смертью отца Николай совсем уже другой – волевой, организованный, готовый к будущим жизненным испытаниям, какими бы они не были невыносимыми.
Да, во многом, если не во всём Николай Гоголь сделал себя сам. И это же он, закончив гимназию, привёз в Петербург рукопись поэтического «Ганса Кюхельгартена» и издал его под псевдонимом Алов на свои деньги. Но литературные критики плохо восприняли его поэму. Тогда Гоголь скупил во всех книжных лавках непроданные экземпляры и сжег их, в чём ему помогал его слуга. Наверняка за бушующим пламенем, объявшим его творение, Гоголь наблюдал таким же взглядом, явившимся нам на картине художника Алексея Мозгового.
Свои произведения Гоголь предавал огню далеко не один раз. Так свою драму «Бритый ус» он уничтожает на костре без всякого на то сожаления.
Однажды Василий Андреевич Жуковский, которому Гоголь читал свою очередную прозаическую трагедию, что-то заскучал и заснул. Николай Васильевич закончил чтение и спросил Жуковского, что он думает о его новом произведении. Тот сослался, что мало что слышал, потому как спал. На что Гоголь выпалил, что «…а коли спать захотелось, то можно и сжечь». И тут же бросил рукопись в камин. На что Жуковский лишь обронил: «И хорошо, брат, что сделал это». Возможно, это был не совсем удачный совет Василия Андреевича.
Отправлена в огонь была Гоголем и комедия «Владимир третьей степени». И наблюдал он за догорающей рукописью всё тем же взором.
Рукопись второго тома «Мертвых душ», в которой наиболее полно был выражен авторский замысел, также была сожжена Николаем Васильевичем в ночь с 11 на 12 февраля 1852 года в доме на Никитском бульваре. Писатель сделал это добровольно и сознательно.
У этого события был один свидетель — слуга Семен. Когда он увидел, как Гоголь бросает в огонь свои рукописи, он пришел в ужас. На вопрос «Что вы делаете?!» писатель ответил: «Не твое дело» — и продолжил расправу. А завершив дело, горько вздохнул и заплакал.
Почему Гоголь так поступил — сложный вопрос. Первую же рукопись второго тома «Мертвых душ» он сжег еще в 1845 году будучи за границей в состоянии мучительных душевных переживаний.
Однако позже сожженную рукопись удалось обнаружить среди книг Гоголя. О том, что именно сгорело в пламени, до сих пор спорят историки и литературоведы. Да, что-то там в ту ночь пылало, но какие же это были рукописи? Ответ знает лишь пепел…
И потому, чтобы понять и по достоинству оценить глубину гоголевского взора на картине Алексея Мозгового, конечно же необходимо ещё раз прикоснуться к его жизненному пути. Пройти его вновь и понять все множественные перепетии. Он - то и прожил так мало –всего лишь 42 года. На его могильном памятнике значится надпись из пророка Иеремии «Горьким словом моим посмеюся». Как эпиграф ко всей такой во многом загадочной и необычной жизни Гоголя. С его нынешним взглядом, в кошмарном ужасе взирающем с небес на всё происходящее сейчас на его родной украинской земле…
Валентин Малютин, журналист